Про львовских батяров уже написано и спето немало. Эта субкультура овеяна ореолом романтики, авнтюризма и в то же время лиричности. "Сердце батяра" - широкое, открытое, сочувствующее - воспевается во многих львовских песнях. Очень интересными в этом отношении являются воспоминания отца Романа Ганаса, священника церкви святого Дмитрия на Збоищах в 1930-1937 годах, изданные в эмиграции в Америке.
Отец Ганас вспоминает, что львовские батяры происходили по большей части из бедных семей, живших в очень плохих моральных, материальных и жилищных условиях, поэтому воспитывала их в основном улица. Львовские батяры имели свою поэзию, свой жаргон (балак), свой особенный подход к жизни. Они были авторами веселых песен и шуток, которые быстро подхватывал весь Львов. Предместья Львова - Лычаковка, Замарстынов, Збоища, Городоцкое, Левандовка, Знесенье - были теми очагами, в которых вырастали кандидаты, а впоследствии настоящие мастера батярского искусства. Во главе каждой такой ячейки стоял
"гершт", которому все беспрекословно подчинялись.
Львовские батяры имели свой "моральный кодекс", которого строго придерживались относительно самих себя и посторонних людей, они сочувствовали бедным людям и часто помогали им взносами из своей добычи. Батяры Львова были по большей части большими польскими патриотами, и надо сказать, что поляки победили в боях с украинцами за Львов в
1918-1919 годах в значительной степени благодаря своим батярам. В самом Львове украинских батяров было немного, потому что даже те, кто происходил из украинских семей, часто полонизировались в польском батярском окружении.
Украинского батярского фольклора как такого практически не существовало, а в чуть ли не единственной украинской песне тех
времен батяры упоминаются в непривлекательном контексте:
Помню, помню, помню я
Как меня мать любила.
Помню, помню, помню я
Как все мне говорила:
Сынок, сынок, сыночек мой
Не ходи с батярами,
Потому что возьмут тебя в тюрьму
Да закуют в кандалы.
В предместьях, где украинский элемент был более заметен, сформировался тип украинского батяра - человека, сердцем и
душой связанного с родным народом, хотя в повседневной жизни батяры часто употребляли польский язык. Когда большевики вступили во Львов в 1939 году, львовские батяры еще некоторое время продолжали проводить свои штуки с продажей испорченных часов или вырезанием дыр в кожаных куртках большевистских командиров, но в течение года почти всех их арестовали и выслали в Сибирь.
В декабре 1939 года отец Ганас встретил на улице Львова своего бывшего прихожанина из Збоищ батяра Стася и спросил: "Стась,
что нового во Львове?"
- "Что нового, спрашиваете, отче"?, - ответил
Стась. - "Разве вы не видите , что москали сделали из Львова новый и большой
Вифлеем?"
- "Как так?" -
- Да ведь на Ратуше звезда, а улицы полны пастухов!"
Священник вспоминал, что среди прихожан его церкви не было недостака в батярах. Население Збоищ насчитывало перед войной 136 зарегистрированных воров, это в большой степени было следствием соседства Збоищ с Жовквовской заставой и доминированием батяров Замарстынова. Местные батяры придерживались своего "кодекса чести", который не
позволял им причинять вред жителям своего предместья.
На территории Львова и всей Польши тогда промышляла известная банда воров и взломщиков касс под руководством "гершта" Броня Пастушинского из Замарстынова, которого называли "королем взломщиков всей Польши". Его шайка насчитывала более ста участников, со значительным процентом украинцев, и делилась на три группы. В первой были профессионалы, взламывавшие кассы больших банков, во второй - менее опытные жулики, обворовывавшие мелкие и средние магазины, в третьей - ученики, которые набирались опыта в кражах из корзин у крестьян, приезжавших из сел на ярмарку во Львов.
На Збоищах в доме одного из членов банды регулярно проводились курсы и тренировки для молодых адептов батярской профессии. Полиция во многих случаях была на поводу у шайки: "гершт" Броньо никогда не сидел в тюрьме, когда же Пастушинского все-таки осудили на полгода тюрьмы, то вместо него отсидел человек из пригородного села Малехова.
Летом 1931 года во Львове неизвестные ограбили один из банков на очень крупную сумму денег, и полиция объявила большую награду тому, кто разоблачит преступников. Через несколько дней отец Ганас, проходямимо своего сенокоса над берегом Полтвы, заметил, что в высокой траве затаилась группа мужчин, среди которых священник узнал Пастушинского. Отец Ганас догадался, что это именно те, кто ограбил банк, но сделал вид, что никого не заметил, и пошел себе дальше.
Преступников тогда не разоблачили, а через несколько недель Пастушинський пришел к Ганасу и поблагодарил его за то, что тот не выдал шайку полиции. После этого отец не раз получал доказательства заботы со стороны Пастушинского и его компании. Не раз, когда молодая жена священника возвращалась поздно домой из Львова, около Жовквовской заставы двое незнакомцев садились сзади экипажа и молча сопровождали женщину к хате, а потом исчезали в темноте ночи. Когда жена священника тяжело заболела, замарстыновские батяры передавали ей деньги и цветы, а когда она умерла во львовской больнице и поникший от горя вдовец нанял катафалк, чтобы привезти тело домой на Збоищу, группа мужчин пришла к госпиталю, отправила
катафалк назад его владельцу, подняла гроб с телом покойной на плечи и семь километров через весь Львов по грязи пронесла его к дому священника. Среди этих мужчин священник узнал Тонека Кулькевича из Знесенья, члена шайки Броня.
Роман Ганас рассказывает в своих мемуарах, что Броньо Пастушинский не раз заходил к нему, они садились в саду около церкви, и вожак банды показывал книгу с заметками, где значились фамилии бедных и немощных, которым он ежемесячно оказывал денежную помощь, и прежде всего это были вдовы. Большевики сослали Броня в Сибирь, где он вскоре и умер.
Отец Роман писал о своих отношениях с местными батярами очень трогательными словами: "Мог ли найти я у кого-то в те дни моей огромной скорби больше сердца и сочувствия, чем то, которое проявили эти "отбросы общества" своим сердечным поступком, оставшимся в моей памяти на всю жизнь... Исполняя в течение семи лет душепастырские обязанности на Збоищах, я понял, что наиболее важным в отношении к людям есть терпимость сердца и сочувственное понимание
человеческих грехов. Даже в совести закоренелых преступников не замирает чувство доброты и сострадания. Поэтому раны изуродованных жизнью людей будем лечить кротостью и милосердием, а не суровым осуждением. И будем всегда помнить слова Христа : "Кто из вас без греха, пусть первый бросит камень".
* * *
Автор - Илько Лемко.
Источник: Лемко Илько Цiкавинки з iсторii Львова. - Львiв: Апрioрi, 2011. - 128 с.: iл
Перевод с украинского - наш собственный.