- Кости и игроки-обманщики
- Карты в книжных лавках
- Картежные забавы
- Запреты азартных игр
- "Черная касса"
- Утраченные и выигранные состояния
- Кодекс чести львовских картежников
- Известные львовские картежники
Вся наша жизнь - игра, но выигрывают в ней лишь мошенники - так утверждал когда-то блестящий испанский сатирик Франциско Кеведо. При всей справедливости этого утверждения все же нужно заметить, что всегда существовали люди, испытывавшие жгучую потребность в том, чтобы бросить вызов судьбе. Именно для таких людей и были придуманы азартные игры, которые, видимо, являются одной из наиболее ярких форм добровольного безумия.
Одной из древнейших забав любителей игр и азарта были кости. Известные в Древней Греции и Риме, свой классический облик они приобрели во времена Средневековья. Как свидетельствуют документы, в XIV веке болезненная тяга к азартной игре в кости начала распространяться по землям Речи Посполитой, ну та несколько позднее она перекинулась и в Галицию. Уже в 1387 году магистрат Львова выпустил специальное распоряжение о запрете игры в кости в границах городских стен. В случае поимки нарушителей этого распоряжения на них накладывался штраф в размере 48 грошей. В документе также указывалось, что все участники игры должны вернуть друг другу выигранные суммы. Распоряжение также вводило строгое наказание для содержателей шинков, которые позволяли проводить в своих заведениях азартные игры. После двух предупреждений у них могло быть отобрано право на содержание шинка.
Игра в кости не принадлежала к числу благородных и утонченных развлечений, однако, вопреки запретам и моральному осуждению, в нее продолжали играть аж до конца XVIII века. Особой популярностью кости пользовались среди солдат и городских низов. Поэт и воин Збигнев Морштин (1628-1689), двоюродный брат известного польского поэта Яна Анджея Морштина (1620-1693), называл кости игрой бедноты и мошенников. Среди его сочинений есть строки, в которых он предстерегает доверчивых простаков, надеящихся выиграть у профессиональных "костеров", то есть тех же мошенников. Кстати, само слово "костер" в польской речи позднее перешло и на картежников-обманщиков. И лишь в XVI веке это слово было заменено ( да и то лишь частично) словом "шулер", пришедшим из французского языка. Для обмана партнеров, как писал младший Морштин, в кубике часто проделывали дырочку, в которую заливали ртуть. Усовершенствованный таким образом кубик всегда падал на нужную для выигрыша сторону. Ну а подмена кости во время игры была уже, что называется, делом техники.
Само наличие кубиков для игры в кости в чьем-нибудь дом еще не рассматривалось как криминал, так как, кроме азарта, кости служили и для предсказаний будущего. Существовали даже специальные сборники, в которых публиковались толкования тех или иных комбинаций цифр, выпавших на костях. Подобно картам в более позднюю эпоху, кости могли "напророчить" дальнююю дорогу, встречу с любимым или казенный дом.
Карточные игры стали пользоваться популярностью во Львове в XVI веке. Разномастные бумажные прямоугольнички попали в Европу с Ближнего Востока, а оттуда - через Чехию и Польшу - на наши земли. Про распространенность карточных игр в Галиции упоминал в своих произведениях Себастьян Фабиан Клёнович. В изданной в 1584 году в Кракове на латинском языке поэме "Роксолания", которая является одним из первых поэтических описаний западноукраинских земель, Клёнович рассказывает о том, как любители карт сначала играют на птичек, потом на горошины, ну а затем ставят и на деньги. В том же произведении рассказывается и о способах тогдашнего шулерства. Выясняется, что 400 лет назад уже существовали фальшивые свидетели, которые за соответствующую плату подтверждали (или, наоборот, отрицали) правоту той или иной стороны при возникновении конфликтов в ходе игры, а также подглядыватели, стоявшие за спиной у игроков и сообщавшие с помощью специальных сигналов о наличии у них тех или иных карт.
В XVI веке был распространен взгляд на карты как на игру людей глупых и невежественных, неспособных поддерживать светскую беседу. "С дурнем - карты, с мудрым - шутки", - гласила тогдашняя поговорка. Тем не менее, всегда находились люди, которые, хотя и не претендовали на глубокий интеллектуализм, но все же были не прочь поразвлечься. Наш город тоже не остался в стороне от этой моды. В сохранившейся в архиве описи товаров, продававшихся в 1559 году в книжной лавке некоего Петера, выходца из Познани, указаны не только разнообразные книжные издания, но и игральные карты. Спрос на них, очевидно, был значительным, так как хозяин лавки хранил на своем складе немалый их запас - аж пять коробок, примерно 60 колод. В перечне товаров, которые предлагала в 1653 году своим покупателям львовская лавка Яна Кшеновича, упоминаются аж четыре разновидности игральных карт: нюрнбержские, краковские, вроцлавские и французские. Кстати, эта лавка принадлежала к числу так называемых "заведений с низким оборотом", где продавали так называемые серьезные товары.
В зависимости от социального и имущественного положения, уровня образования и интеллектуального развития, жители старинного Львова избирали для себя различные карточные игры. В XVII веке наибольшей популярностью среди Львова пользовались цикет, хапанка и купец. Более сложный цикет происходил из Франции, две другие игры - простые как двери - были местным изобретением. Затем появились тюрьма, паша, премьер, тринк, панцероля, флюс, зелянд, гришфорт.
Постепенно отношение к игральным картам начало меняться к лучшему. Их реабилитации в глазах аристократии способствовали постоянные войны второй половины XVII века и присущий им образ жизни военных лагерей, когда игра могла спасти от тоски и хоть на какое-то время отвлечь от тяжелой действительности. Из военных походов карты пришли в дворянские усадьбы и городские особняки. Карты пользовались популярностью при королевском дворе в Варшаве, куда моду на них принесли французские невесты польских королей Мария д` Аркен и Мария Гонзага.
Именно к этому времени относятся и сведения о первом в Речи Посполитой крупном картежном выигрыше. Литовский шляхтич Кароль Станислав Радзивилл сумел обыграть родственника королевы графа де Молину на 14 000 талеров. Кстати, во время московско-польских переговоров, которые проходили во Львове в 1686 году и звершились подписанием "Вечного мира", который поделил Украину по Днепру между Речью Посполитой и Москвой, в перерывах между дипломатическими баталиями послы играли друг с другом в карты. С московитами резалась в картишки даже упоминавшаяся выше Мария д`Аркен, которая к тому времени уже была женой Яна Собеского и польской королевой по имени Мария Казимира.
В XVIII веке приобрели популярность итальянский тришак, французский марьяж и немецкий дружбарт. Во времена Августа III ( 1733-1763) появился фараон - игра, которая через некоторое время значительное число приверженцев и игроков. В фараон играли исключительно на деньги, что давало неуемным моралистам повод говорить об огромно зле, которое несет обществу эта игра. Уже во второй половине XIX века противники азартных игр во Львове публиковали сатирические произведения против игральных карт, в которых клеймили позором игроков в фараон. Одной из изданных тогда филиппик является поэма Костантия Гашинского "Игра и картежники".
Ближе к концу XVIII века карточные игры уже принадлежали к числу обычных повседневных развлечений жителей нашего города. Вошли в моду цвик, вист и экзотический квиндек, для игры в который требовалось пять игроков. Надо отметить, что правительство неоднократно пыталось запретить азартные игры. 1 мая 1784 года был издан указ за подписью императора Иосифа II и министра Колловрата, который вводил запрет на азартные игры и налагал наказания на игроков и домохозяев, которые предоставляли им приют. Штраф за нарушение запрета составлял весьма крупную по тем временам сумму - 300 флоринов. Отдельный пункт указа предусматривал, что доносчик, сообщивший о тайных сборищах игроков в карты и другие азартные игры, получит треть взысканной с игроков суммы - 100 флоринов. Кроме того, указ предписывал сохранять имена доносчиков в тайне.
И тем не менее, несмотря на все правительственные запреты, любители азартных игр продолжали тайно собираться в частных домах. Такими притонами львовских картежников стали особняки Понинских, Шумлянских, Коритовского и даже королевские покои на площади Рынок, где в то время жил известный писатель Казимир Жевуский. После восстания Костюшко особой популярностью стал пользоваться картежный салон в особняке Туркула. Его хозяин рассказывал гостям комичную историю, приключившуюся во время игры с его кузеном Тадеушем, аккуратным и хорошо воспитанным человеком. Как-то кузена угораздило начать играть в вист с партнером, от которого страшно воняло. Хотя запах был нестерпимым, Тадеуш пытался не обращать на него внимание, так как надеялся выиграть. В конце концов, не вытерпев, он со смущенным видом бросил карты и признал свое поражение. Родственники также добавляли, что после этого случая молодой щеголь вообще забыл о картах и о карточных баталиях.
Заядлый картежник князь Понинский имел даже специальную кассу, в которую складывал средства, выигранные в карты, и из которорй оплачивал свои проигрыши за карточным столом. Хотя в 1795 году "черная касса" достигла астрономической величины - 94 000 флоринов, князь не прекращал играть, надеясь довести эту сумму до 100 000 флоринов. Как и следовало ожидать, фортуна в какой-то момент отвернулась от него, и князь Понинский был вынужден уехать из Львова с куда меньшей суммой 20 000 флоринов. Двадцатишестилетний Ян Дуклян Охотский описывал в своем дневнике, как в течение месячного пребывания во Львове на выигрыши в карточных играх купил карету с парой неплохих английских лошадей, а также коня для верховой езды, арендовал хорошо меблированное помещение и нанял на службу троих слуг. Как-то раз граф Юзеф Калиновский за ночь выиграл у еще тогда молодого графа Скарбека, будущего основателя городского театра, несколько земельных участков. Скарбек заскрежетал зубами, но все-же расстался с проигранным имуществом (хотя и, как утверждали его современники, больше никогда не подходил к карточному столу). Решив извлечь выгоду из ажиотажа вокруг карточных игр, известный картежник Валицкий сколотил во Львове шайку мошенников, которые вели нечестную игру и обдуривали доверчивых партнеров. Однажды члену этой ассоциации злоумышленников Каспару Любомирскому удалось выиграть за вечер аж 40 000 флоринов.
Особенно яростные картежные баталии велись во Львове во время ежегодных зимних контрактов, на которые съезжалась зажиточная и жаждущая острых ощущений провинициальная шляхта. На время контрактов во Львов специально поиграть в карты приезжали известные картежники ксендз Сераковский, виленский епископ Масальский, шляхтичи Миончинский и Ходкевич. Их и подобных им авантюристов-шулеров увековечил в "Польском Теофрасте" Казимир Жевуский, который сам был не прочь перекинуться в картишки.
Салонная игра в карты создала свой собственный, присущий только ей стиль. Неотъемлемым атрибутом всякого игорного салона стали массивные канделябры, которыми, как рассказывали современники и очевидцы, лупили по голове разоблаченных шулеров. Во второй половине XVIII века львовские картежники заказывали для себя элегантные столики, специально приспособленные для игры. Одно из этих произведений мебельного искусства из раскрашенного под мрамор дерева со мпециальными карманами для взяток сейчас стоит в надвратной башне Олеского замка. В фондах Львовской картинной галереи хранятся еще семь игорных столиков разного типа из коллекции Подгорецкого замка.
В XIX веке отношение общества к картам и карточным играм снова изменилось. Обычная игра в карты уже не считалась заслуживающей морального осуждения или признаком плебейства. Известным любителем игры в преферанс был военный комендант Львова генерал Вильгельм Гаммерштейн, который, как гласила молва, даже не соизволил оторваться от партии, чтобы пронаблюдать за обстрелом Львова в ноябре 1848 года. Кроме преферанса, в XIX веке большой популярностью пользовались штос и чертик. Большие денежные суммы на кон во Львове уже не ставили, а желающие бросить вызов судьбе ездили играть в наиболее известные картежные салоны Европы - Бенаже в Баден-Бадене и Бланка в Гамбурге.
Постепенно из нервного и азартного развлечения игра в карты превратилась в обычное, совсем не экзальтированное занятие. Намного больше эсоций вызывал билльярд, любимая игра университетской молодежи. Ближе к концу XIX века для в карты в клубы и кафе Львова приходили самые разные люди. Владельцы кофеен создавали для игроков уединенные кабинеты, а для клубов даже покупали специальную мебель. В 1870 годах в ряде кофеен Львова на каждом столике для игры в карты лежали переписанные от руки правила поведения игроков и "болельшиков" подобных матчей. В частности, эти правила запрещали активно подглядывать в чужие карты, вслух комментировать ход игры, давать игрокам советы, плевать на ботинки противника и т.д.
Большим любителем игры в карты был известный украинский меценат и поклонник искусства Михаил Терлецкий. В период между I и II мировыми войнами ему принадлежала аптека в самом центре Львова ( ныне аптека-музей), которая приносила неплохой доход. Поэтому он мог позволить себе такое "невинное" развлечение, как игра в карты на деньги. Играл Терлецкий плохо, а потому очень часто проигрывал. Однако неудачи не разочаровывали преданного поклонника азарта. Как-то, неожиданно выиграв 3 злотых, преуспевающий аптекарь решил бурно отпраздновать "победу". На фоне регулярных проигрышей, размер которых часто доходил до нескольких сотен долларов, успех смотрелся более чем скромно, но на самом деле речь здесь шла не о деньгах как таковых, а о принципе. В общем, в один из дней можно было наблюдать, как Терлецкий шел по улицам города во главе группы друзей и просто знакомых, которых он при встрече активно приглашал на праздничный ужин, говоря при этом, что ему посчастливлось в картах и потому он при деньгах. Так или иначе, "картежник-везунчик" собрал по улицам 14 человек и повел их всех в ресторан. Там он заплатил за ужин 36 злотых и до поздней ночи рассказывал друзьям про секреты карточных игр, при этом радуясь своему выигрышу буквально как ребенок.
А вообще ярких личностей среди львовских картежников было довольно много. Например, писатель и публицист, "богемианец номер один на земле Галиции" Осип Шпитко в течение долгого времени жил почти исключительно на деньги, выигранные в ходе игры в карты.
Признанным мастером игры в преферанс был Станислав Людкевич. Те, кто близко его знал, рассказывали, что был только один способ победить "Сяся" в картах. Когда во время партии кто-нибудь начинал фальшиво насвистыватиь какую-нибудь мелодию, известный композитор приходил в ярость и мог даже, что называется, распустить кулаки. Поначалу Людкевич вежливо просил прекратить портить песню, но если кто-то не реагировал и продолжал и дальше напевать, то мэтр утрачивал контроль над собой, отбрасывал карты в сторону и прходил в нервно-буйное состояние. Многие знакомые знали об этой слабости маэстро, а потому довольно часто помогали себе в игре своим "козлиным блеянием".
И, наконец, последним из львовской когорты великих игроков в карты был путешественник и геолог Эмиль Дуниковский. Работая в начале ХХ века по контракту в Мексике, он сумел найти там нефтяные месторождения и разбогатеть. Дуниковский вернулся во Львов сказочно богатым человеком, но, постоянно играя в азартные игры, вскоре промотал все свое богатство. Умер миллионер-неудачник в нищете. Его сын, которому пришлось пережить сначала как снег на голову свалившеееся богатство, а затем болезненное разорение, не выдержал ударов судьбы и сошел с ума. Бедный парень вообразил себя средневековым алхимиком и пытался открыть философский камень, чтобы вернуть проигранное отцом состояние.