Очерк 19. Шпионские страсти

 

- Переводчики-контрразведчики

- Казачья разведка

- Шпионы Людовика XIV

- Полковник Редль

 

Стремление выведать чужие секреты так же старо, как и сам мир. Попытки узнать больше, чем говорится и пишется публично, начались уже во времена самых первых государств. Разведка стала профессией, а шпионы и разведчики, наряду с удовлетворением собственного любопытства, начали действовать на пользу государственным интересам. В целом шпионские игры всегда были вещью небезопасной и жестокой. В условиях средневековой замкнутости стран и отсутствия постоянных дипломатических контактов разведчики собирали не только секретную военную или политическую информацию, но и общие сведения о той или иной стране, включая даже чисто географический или этнографический материал. Переброшенные за кордон агенты стремились выведать численность и вооружение войск, состояние государственной казны, а также сведения об интригах и расстановке сил при дворе властителя этой страны.

Первыми профессиональными шпионами и в то же время контрразведчиками были купцы и переводчики. Служба переводчиков при львовском магистрате впервые упоминается в 1441 году. На тот момент сотрудниками службы были 12 человек, в основном армяне и греки. Судя по всему, жители Львова были далеко не худшими переводчиками, так как в начале XVI века королевская канцелярия пересылала дипломатическую корреспонденцию для перевода из Кракова в Львов. В середине того же столетия двое львовян, Феликс и Богдан, числились переводчиками в штате королевской канцелярии.

Армянские купцы и переводчики были, очевидно, и первыми львовскими разведчиками. Они часто путешествовали, а благодаря частому общению с жителями Востока знали по нескольку языков. Интересно, что армяне обычно отказывались принимать участие в организованной местными властями войсковой муштре. Старейшины армянской общины ссылались на то, что "молодежи нашей военные навыки не требуются, так как сыны наши с 16 или с 18 лет регулярно ездят по купеческим делам к туркам и даже за море". Армяне утверждали, что, путешествуя по торговым делам, не раз были вынуждены отбиваться от "тысяч татар". Писарь львовского магистрата Самуил Кушевич писал, что во время осады Львова казаками в 1648 году несколько десятков молодых армян, переодевшись в восточные одеяния, ходили в разведку через расположение казацких отрядов. Закончилось все благополучно, разведка вернулась без потерь.

Бартоломей Зимирович упоминает об отправленных в 1469 году из Львова ко двору молдавского господаря Стефана Великого (1467-1504) двух армянских купцах, которые должны были выведать, не планируют ли турки войну против Польши. "Легендой", которая должна была прикрывать истинную цель поездки, было заключение договора о свободной торговле. Наряду с этим львовяне должны были выполнить и некоторые другие тайные задания. О важности поездки свидетельствует тот факт, что во Львове возвращения купцов ждал сам король Казимир Ягеллончик. Успешно вернувшись из поездки, "агенты" встретились с королем и предоставили ему полный отчет о своем визите в Молдавию.

В свою очередь, городские власти также принимали меры, чтобы прибывшие во Львов чужеземные купцы не выведывали государственных секретов. Каждого вновь прибывшего вначале должны были подробно распросить в службе переводчиков. Кроме того, власти Львова запрещали иноземцам создавать в городе торговые фактории и содержать постояннные торговые представительства. В 1640 году городской интсигатор привлек к ответственности двух горожан, Станислава Небродовича и Каспара Герграффа, за нарушение присяги о недопущении в город чужих факторий. И все-таки иноземным купцам удавалось проникать во Львов. Как правило, это делалось при протекции кого-нибудь из важных государственнх чиновников в столице. Около 1587 года константинопольский еврей Мордехай Коган, получивший от султана монопольное право на вывоз мальвазии в Польшу, был сильно обижен на обитателей Львова, а тем более на городские власти. Руководитель его фактории Мойше писал в частном письме: "Львовяне быстро бы нас съели, если бы не ласка и протекция канцлера Яна Замойского". Все же несколько позднее благодаря проискам некоторых влиятельных жителей Львова факторию закрыли. В 1600 году в городе действовал агент нюренбергских купцов Джулио и Луки Дель Пацци Себастьян фон Швинденбах.

Наиболее сильный наплыв тайных агентов галицийская столица испытала в середине XVII века, в пору казачьих войн. Известный историк Иван Крипьякевич полагал, что организацией войсковой разведки, а также и пропаганды в казачьем войске занимался Максим Кривонос. Казачьим агентам удавалось проникнуть во Львов уже в самом начале Хмельниччины. В октябре 1648 года во Львове была арестована некая женщина, которая по поручению Кривоноса ходила в разведку аж в сам Краков. И таких агентов было, видимо, гораздо больше, так как один из галицийских лидеров той поры в своих записках указывал, что казаки "через шпиков и других лиц организовывают бунты и подстрекают к преступлениям". Казачьи соглядатаи появлялись во Львове в основном под видом нищих.

Кроме разведки и пропаганды казчьи агенты в столице Галиции занимались еще и закупкой оружия. Житель Кракова Голинский в 1648 году записал в своем дневнике целую историю секретной миссии агента повстанцев во Львове. Ее опубликовал в своей монографии историк Иван Крипьякевич. "В месяце июне получили в Кракове известия, и многие уважаемые люди подтвердили, что это действительно было... Хмельницкий, испытывая в своем войске и лагере недостаток пуль, пороха, сабель и вообще оружия, написал секретное письмо одному жителю Львова, схизматику-русину (то есть православносу украинцу), владевшему несколькими домами, с просьбой купить для повстанцев олово, сабли, порох и другие военные материалы. Ему также послали на это деньги. Пока оказия с письмом и деньгами пробиралась во Львов, по дороге письмо было обнаружено и прочитано, но для большей убедительности письмо все же отправили к адресату, а вслед за ним направили специальных агентов, которые должны были установить, что предпримет получатель письма по имени Георгий. Георгий приветливо встретил курьера, поблагодарил и щедро одарил его, а затем отправил в обратный путь. А тем временем во Львов прибыли возы с пшеном, в которых были спрятаны деньги для Георгия. На Рынке останавливаться не стали, просто поехали к Георгию, там у него пшено складировали и деньги передали. Львовские власти и отдельные шляхтичи тщательно за тем, куда этот Георгий в дальнейшем отправил возы - прежде всего, в Кельцы за оловом и в Опатовец и Краков за саблями, которых закупили несколько тысяч. И когда возы с этим оружием возвращались в Украину, к казакам, то проходили Львов (хотя и по другой дороге) и там их задержали и оружие все, а также порох, олово и другие припасы изъяли. Самого же Георгия вызвали в ратушу, где допрашивали, зачем он закупал оружие и что именно ему писали Хмельницкий с казаками. Он пытался все отрицать, но тогда ему устроили очную ставку с посланцем, привезшим письмо, а также предъявили письма, которые они сам писал казакам. В конце концов Георгия посадили под арест, а дома у него провели обыск, в ходе которого нашли очень крупную денежную сумму - вероятно, именно на эти деньги он должен был закупать оружие для казаков. Также в погребах у него нашли много панцирей, ружей, пуль и прочего вооружения, хотя сам Георгий пытался утверждать, что оружие это предназначено для защиты Речи Посполитой. Что с ним будет дальше, не знаю". Чем закончилась вся эта история с закупкой вооружения, нам, к сожалению, тоже неизвестно.

Вообще восстание Б. Хмельницкого вызвало всплеск шпиономании, в результате которого чуть ли не в каждом украинце перепуганные власти начали видеть шпиона. Во время собрания шляхты в францисканском монастыре во Львове в октябре 1648 года кто-то заметил некоего украинца, который стоял в закутке и что-то записывал в книжечку. Даже не попытавшись ничего выяснить, его вывели на улицу и зарубили саблями. 13 июня 1651 года по приказу польского короля Яна Казимира был арестован львовский горожанин, украинец, поэт и издатель Андрей Скульский. Скульский закончил братскую школу и был хорошо образованным человеком. Сотрудничал с издателем и типографом Михаилом Слезкой, поддерживал контакты с молдавским воеводой Мироном Могилою-Бернавским, который был меценатом издательского и типографского дела,а в 1630-х годах даже жил в Молдавии. Скульского обвинили в сборе секретной информации для армии Б. Хмельницкого. Доказательством послужило перехваченное поляками письмо Скульскому от неизвестного отправителя в Уневе. Допрашивали поэта королевский представитель Высоковский и военный следователь Тиннер. Несмотря на жестокие пытки, Скульский никого не выдал, отрицал, что письмо адресовано именно ему, а на большинство вопросов отвечал: "Не знаю!". Через двадцать дней пытки повторили, но украинский печатник был непоколебим. Его отпустили на волю, но до конца своих дней Скульский так и остался калекой.

В конце XVII века во Львов несколько раз приезжали французские шпионы - фриз Ульрих фон Вердум и нормандец Жан де Куртене, которые должны были наладить контакты со шляхтой, недовольной королем Михаилом Корибутом-Вишневецким (1669-1673). Посланцы Людовика XIV были наделены полномочиями по созданию тайной организации, которая бы подготовила государственный переворот. Для этой цели агенты привезли с собой специальные тайные инструкции и большую сумму денег. Прибыв во Львов 3 декабря 1670 года под видом иезуитов, шпионы договорились о встрече с будущим королем Польши Яном Собеским. Чтобы не привлекать внимания посторонних, переговоры были организованы в Жовкве, где было значительно меньше любопытных и праздношатающихся. 13 декабря агенты оправились в обратный путь. Когда они уже выехали из Львова, русский воевода Яблоновский, который поначалу намеревался присоединиться к заговорщикам, изменил свое решение и сообщил властям об истинной миссии французов. В погоню за шпионами был отправлен отряд из 100 всадников, однако догнать их он не смог.

Невзирая на провал первой попытки, посланцы не побоялись повторно прибыть во Львов весной 1671 года. На этот раз фон Вердум и де Куртене ехали верхом, переодевшись офицерами. Вердум выдавал себя за офицера из Канады, причем имел при себе подлинный офицерский патент капитана-сапера. Прибыв во Львов 13 апреля, французские шпионы пробыли в городе несколько дней, а затем отправились в городок Яворов на новую встречу с Яном Собеским. В последний раз агенты посетили Львов в декабре 1671 года. Политическая ситуация к тому времени изменилась, так что агентам пришлось вовзвращаться домой, так и не достигнув желанного результата. Ульрих фон Вердум затем работал в шведском посольстве в Вене. Позже он написал детальные воспоминания о своей миссии во Львове, благодаря которым мы, собственно говоря, и знаем обо всех перипетиях этого эпизода тайной дипломатии Парижа.

Шпионские "игры" продолжались во Львове и в австрийское время. В конце XIX века Галиция стала ареной противоборства российской и австро-венгерской разведок. Россияне особенно активизировали свою деятельность после того, как во Львове было открыто консульство России. Не дремали и австрийцы. Намереваясь противодействовать всеми возможными средствами проникновению в Галицию агентуры Романовых, австрийцы прибегали к головоломным оперативным комбинациям. В сентябре 1891 года для выполнения специальной миссии австрийская военная разведка за 900 гульденов наняла группу выпущенных из тюрьмы уголовных преступников. Бывшие зэки получили задание тайно перейти границу и выкрасть из канцелярии Волынской бригады пограничной стражи в Радивилове секретные документы. Первый этап операции прошел благополучно, однако в Радивилове горе-шпионов поймали с поличным. Похитителям удалось сбежать на австрийскую сторону границы, но уже там, в городке Броды их схватили местные контрабандисты. Имея налаженную систему "бизнеса", к которой были причастны и российские пограничники, жители Брод опасались, что "гастролеры" поломают всю их коммерцию. Пойманных уголовников передали в полицию города Броды, откуда, правда, их быстро выпустили после специального распоряжения Львовского наместничества. Первый российский консул во Львове К. Пустошкин после тщательного расследования направил в Петербург подробный отчет обо всех обстоятельствах этого дела.

Громкий шпионский скандал, отзвуки которого затем вышли далеко за пределы Галиции и отозвались в нескольких европейских столицах, рагорелся во Львове в 1903 году. Началось все с того, что по обвинению в присвоении казенных денег был арестован мелкий конторский служащий одного из львовских военных складов Сигизмунд Гейкало. Следствию не удалось доказать в полной мере вину Гейкало и того освободили из-под стражи. Однако после этого чиновник почему-то сбежал из города и, как выяснилось через некоторое время, оказался в далекой Бразилии. За изучение этого вопроса взялась австрийская контрразведка. Венский следователь Габердинц, который вел данное дело, неожиданно даже для себя самого выяснл, что Гейкало имел контакты с российской военной разведкой и именно от нее получил деньги на переезд за океан.

Австро-Венгрия обратилась к властям Бразилии с просьбой о выдаче беглеца, правда, не как вражеского агента, а как обычного уголовника. На судебном процессе, состоявшемся в Вене, первую скрипку обвинения сыграл перспективный майор австро-венгерской армии Редль. Именно он представил судьям доказательство того, что Гейкало продавал россиянам тайные планы совместной австро-германской кампании против России. Бравый контрразведчик утверждал, что ему удалось перехватить документы, которые изменник посылал на имя гувернантки семьи одного из российских офицеров в Варшаве. Редль заявил, что организация перехвата документов стоила ему 30 000 крон, которые он заплатил из собственного кармана. Кстати, потом эти деньги были ему возмещены из государственной казны.

Под напором доказательств Гейкало не выдержал и назвал своих сообщников. Ими оказались майор Виттер фон Венцковский, служивший в Станиславе, и адьютант военного коменданта Львова капитан Ахт. Указанных изменником офицеров немедленно арестовали. Но дальше началось самое интересное. Редль, который в начале процесса активно нападал на Гейкало и уверждал, что во Львове действовала активная и хорошо законспирированная шпионская сеть, неожиданно начал выгораживать подозреваемых. Более того, используя свои связи среди высшего военного начальства, майор попытался спасти от участия в процессе своего доброго приятеля Габердинца. Однако в последние дни суда поведение Редля вновь резко изменилось. Так или иначе, но вся троица была осуждена. Венцковский и Ахт были приговорены к 12, а Гейкало к 8 годам каторги. Редль же получил повышение по службе.

Нервно-неустойчивое поведение Редля на процессе стало понятным лишь в мае 1913 года, когда он сам был разоблачен как российский шпион. Желая поддержать своего перспективного агента, россияне "сдали" ему Гейкало. Хорошо раскрученное дело должно было поднять авторитет Редля как способного конртрразведчика и в то же время отвести от него возможные подозрения. Первый этап операции прошел блестяще, но затем случился сбой. Габердинц раскопал информацию о связях Гейкало с двумя действующими агентами российской разведки. Редль сразу же получил указание любой ценой вывести их из игры. Именно тогда поведение Редля на процессе резко изменилось. Правда, россияне быстро поняли, что спасти своих людей им не удастся, поэтому согласились на их постепенную "сдачу". Возможно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что даже в случае оправдания Венцковского и Ахта они все равно бы остались под подозрением и какую-либо пользу принести уже не смогли бы. Взамен своих людей Петербург ожидал от Редля, чтобы он выдал кого-нибудь из австрийских агентов на территории Российской империи.

В один из последних дней процесса Редль представил суду чрезвычайно секретный документ, который, по его словам, полностью разъяснял ситуацию вокруг шпионской группы во Львове. Рассказывая о происхождении этого документа, контрразведчик взволнованно сказал (очевидцы утверждали, что даже голос майора при этом дрогнул), что его агент, который выкрал эту бумагу из российского генерального штаба, к сожалению, был раскрыт россиянами, отдан под суд и затем повешен. Естественно майор не стал уточнять, что повешенный в Петербурге полковник был той самой фигурой шпионской игры, которую россияне разменяли на Венцковского и Ахта, и что именно его Редль выдал царской контрразведке.