- Борьба с колдовством
- Ведьмы
- Договор с дьяволом
- Святотатство
- Религиозный фанатизм
В средние века одними из наиболее серьезных правонарушений считались деликты против веры и религии: богохульство, ересь и колдовство.
Именно с богохульством священнослужители связывали появление в Европе всяческих напастей: неурожаев, эпидемий, сифилиса. Учитывая, что последствия этих были очень тяжкими, обвиняемых в богохульстве обычно приговаривали к тюремному заключению, а позднее - к смертной казни.
Юридические документы того времени давали четкое определение понятию преступления против Бога. Богохульством считалось "приписывание Богу того, что ему не свойственно, искажение его учения, оскорбление образа всемогущего Бога или Святой его матери Девы Марии".
До середины XVI века рассмотрение дел о богохульстве относилось к компетенции духовных судов. Церковное законодательство в делах, связанных с колдовством, основывалось на постановлениях вселенских и местных соборов. После появления буллы папы Иоанна XXII "Super Illius specula" колдовство подпало под юрисдикцию светских судов как преступление против веры, поскольку колдуны и ворожеи, подписывая договор с дьяволом, отрекались от истинной веры, что приравнивало их к еретикам. Однако польская сеймовая конституция 1543 года указывала, что дела о колдовстве подсудны исключительно духовным судам. Местные суды принимали дела о колдовстве к рассмотрению в тех случаях, если ущерб был особенно велик, или если колдовство послужило орудием для совершения какого-то другого преступления.
Наказание за колдовство было очень суровым. Например, один из средневековых кодексов предусматривал в качестве наказания сожжение на костре. Другой кодекс, "Каролина", устанавливал такое же наказание, но при условии, что с помощью колдовства был нанесен реальный вред людям. В тех случаях, когда кто-то занимался колдовством, но никому не навредил, наказание зависело от обстоятельств дела.
Дела о колдовстве и ереси рассматривались в рамках инквизиционного процесса. Инквизиционный вид процесса с самого начала формировался как религиозный и применялся лишь в церковных судах. Одним из первых его теоретиков был папа Иннокентий III (1198-1216). Основной целью введения инквизиционного процесса было противодействие нарушениям дисциплины среди духовенства - борьба с ересью. Суд рассматривал дела о колдовстве на основании жалоб (accusatio), мнений (diffamatio) или доноса (denuntiatio). На IV Латеранском соборе (1215 г.) было узаконено введение в судебную практику института розыска (inquisitio), причем на светские власти также налагась обязанность по выявлению и применению строгих мер против всех еретиков.
В римском церковном праве проводили различие между каноничным инквизиционным процессом и процессом против еретиков (inquisitio haereticale pravitatis). Основными признаками процесса против еретиков были те, что обвиняемому называли имена свидетелей, но не сообщали деталей их показаний, широко использовали пытки, а приговоры выносили на основании формальных докзательств - "еретического образа жизни" или "дурной славы". Главным докзательством вины считалось признание своей виновности.
Порядок расследования преступленй, связанных с ересью, был определен в буллах "Ad extirpanda" 1252 г. папы Иннокентия IV (1243-1254), "Summis desiderantes" 1484 г. папы Иннокентия VIII (1484-1492). Большой известностью пользовалась в Европе книга монахов-доминиканцев Якова Шпренгера и Генриха Инститориса "Молот ведьм". В ней указывалось, что преступления, в которые вовлечены ведьмы, должны рассматриваться светскими и церковными судами, так как "такие преступления наносят вред как мирским благам, так и вере".
Широко было распространено мнение, что колдовством занимаются с целью нанести вред другим людям, а также ради получения вознаграждения за мистические услуги. Наиболее распространенным способом нанесения вреда было отравление. Также ворожейки занимались знахарством, снимали проклятия, а иногда даже помогали выявить преступников. Наибольшее число процессов против ведьм в Европе прошло в XVII веке. По подсчетам польского историка Богдана Барановского, в течение XVII-XVIII веков на территории Речи Посполитой были приговорены к смертной казни за колдовство около 10 000 человек. Случались такие преступления и во Львове. В 1687 году инстигатор города Львова обвинил жительнцу одного из пригородных сел в том, что она ведьма и с помощью чар убила господина Нича. Нич на самом деле умер от травм, которые он получил вследствие падения из окна собственного дома. Основным доказательством в этом деле были показания свидетелей. В пользу того, что обвиняемая была ведьмой, свидетельствовал целый ряд "неопровержимых" фактов. Во-первых, перед смертью потерпевший успел заявить, что обиняемая в открытую проклинала его, говоря: "Дай тебе Боже, чтобы долго не протянул. Дай Боже, чтобы сгорел в огне". Кроме того, считалось, что обвиняемая была очень обижена на то, что Нич засадил ее мужа в тюрьму. Наиболее важным доказательством, сохранившимся в материалах дела, было тот факт, что "когда на панском дворе случился пожар, то она прибежала на пожарище с непокрытой головой".
Некая колдунья с окраины тогдашнего Львова упоминается и в деле пани Гузовой, обвнявшейся в убийстве усыновленных детей. Судебный писарь скурпулезно записал, что про мистическую деятельность этой колдуньи некоторым горожанкам было известно еще с начала 40-х годов XVII века. Занималась она тем, что снимала проклятия с шинков, лечила разнообразные простуды, туберкулез и другие заболевания с помощью зелий, воды, соли и земли. Когда она узнала, что с ее помощью Гузова хочет свести со света детей, то отказалась ей помогать. Один из свидетелей по делу утверждал, что сама Гузова заключила союз с чертом: "Недели две назад я узнал от каких-то горожанок, что Гузова говорила своему мужу: "Скажи, ты к Господу Богу ходишь или и так хорошо живешь?". Другой свидетель утверждал, что обвиняемая приглащала его к себе, чтобы показать черта: "Прийди ко мне вечером, и я тебе покажу черта в каком только хочешь облике". К сожалению, толком неизвестно, были ли эти львовские ведьмы казнены или остались жить, так как в их крминальных делах отстутствуют сведения о вынесенных им приговорах.
Информацию об еще одной ворожейке и колдунье мы находим в материалах судебного дела 1650 года об убийстве Теодора Белзецкого его родным братом Бонавентурой. Как утверждали двое других братьев Белзецких, Бонавентура давно хотел изничтожить брата, для чего договорился со знахаркой, некоей бабкой Маланкой, что она отравит брата. Узнав о преступном плане, Теодор приказал схватить бабку, которая со страху во всем призналась. Тогда Теодор забрал Маланку из львовского замка, где она находилась под арестом, и отвез ее на собрание шляхты в Петрков, чтобы она там перед свидетелями повторила свои показания. Под дороге назад во Львов слуги Бунавентуры напали на кортеж Теодора. Шляхтич Станислав Курдванский выстрелом из пистолета тяжело ранил Теодора, и тот вскоре помер от этой раны.
В исторических документах можно найти сведения и о других случаях, так или иначе связанных с потусторонними силами. В 1572 году на пригородном кладбище рядом с церковью Воздвижения Креста была похоронена женщина из Рясного. В последующие дни умерли несколько человек, живших неподалеку от церкви, поэтому по окрестностям пополз слух, что виной всему - похороненная несколько дней назад женщина. Когда могилу раскопали и вскрыли гроб, то подтвердились наихудшие подозрения: покойница лежала в гробу, прикусив концы своей завязанной под подбородком косынки, хотя когда ее хоронили, то косынка была повязана нормально. Руководствуясь советами местных специалистов-экзорцистов, покойную положили лицом вниз и отсекли ей голову. Когда это было проделано, то цепь смертей прекратилась.
В 1641 году криминальный суд обвинил в богохульстве монаха Альберта Вироземского, который, заключив договор с дяьволом, передал искусителю тело вместе с душой. В материалах судебного дела отмечалось, что это был наиболее позорный поступок конкретного человека за всю историю города. При рассмотрении дела было установлено, что, еще пребывая в новициате (послушничестве), Вироземский выкрал печать у настоятеля Бернардинского монастыря, где он тогда жил, и подделал документ, подтверждавший, что он является священиком ордена и, следовательно, может осуществлять заключение брака, исповедовать, крестить детей и т.д. Образец такой справки он тоже украл. Используя фальшивый документ, "священнослужитель" начал ездить по селам близ Львова и совершать там службы. В материалах судебного дела фигурировало несколько десятков таких эпизодов, хотя полностью доказанным и не вызывавшим никаких сомнений был лишь один случай исполнения псевдосвящеником церковных обрядов.
Когда подлог документа был обнаружен, то Вироземский испугался неминуемого наказания, покинул монастырь и подался в бега. Но монахам-бернардинцам удалось его выследить, схватить и посадить в монастырский карцер. По причине того, что Вироземский еще не был духовной особой, а лишь пребывал в новициате, церковный суд передал его дело в светский городской суд. Самым суровым наказанием, которому мог подвергнуть Вироземского церковный суд, была деградация - лишение всех прав и привиллегий духовного сана, в то время как по светскому законодательству ему угрожала казнь. Панический страх перед жестоким наказанием заставил злочинца прибегнуть к неординарным действиям.
В XV-XVII веках богословы написали немало книг о злых духах, об их отношениях с людьми и о том, как можно вызывать духа и как с ним бороться.
Наиболее распространенными были работы " Про злобу сатаны и злых духов" аббата Крепе и "Сокровищница чудесных и достойных памяти историй нашего времени" Гулара. Возможно, подобные сочинения и привели Вироземского к идее о заключении цирографа (контракта с дьяволом о продаже души). Желание жить было у грешного Альберта настолько сильным, что он, не задумываясь, написал: "Я своей кровью ставлю подпись и отдаю себя под власть князя Люцифера. Взамен за это прошу 20 лет жизни, после чего он имеет право взять меня с душой и телой. В соответствии с этим договором отрекаюсь от Господа Бога и его Пречистой Матери.Этот договор подписываю с Вегликом, который вынесет меня из темницы. В подтверждение этого договора подписываюсь собственной рукой и от даюсь под власть всех Дьяволов, обязаюсь им служить и всячески прославлять. Они же должны мне давать то, что я потребую. Я буду им служить и по этому контракту передаю свою душу, за что прошу освободить меня из темницы этой ночью..." Интересно, что текст львовского цирографа почти дословно повторяет содержание аналогичных соглашений с дьяволом, приведенных в книге Гулара, хотя, насколько мзвестно, никаких книг в своей камере Вироземский не имел.
Контракт был написан на стене камеры кровью. Когда надзиратели обнаружили цирограф, то их удивление было настолько велико, что даже появилось подозрение, не подкинул ли его невиннному монаху сам дьявол. Поэтому Вироземского тщательно осмотрели и, в конечном итоге, нашли на пальце ранку, откуда он брал кровь для написания богохульного текста. Затем, на одном из заседаний суда, подсудимый даже описал внешний вид контрагента. По словам Вироземского, посещавший его черт Веглик Борута имел облик молодого привлекательного парня. В камеру, где сидел пан Альберт, он проходил буквально сквозь стену. Сначала он подговаривал Вироземского отрицать все обвинения, затем предложил наложить на себя руки. После тщательного исследования всех обстоятельств дела суд признал Вироземского виновным в богохульстве и подделке документа. Можно лишь догадываться, насколько велико было разочарование Вироземского, когда ему вынесли приговор к смертной казни через сожжение на костре.
Еще одним видом преступлений, напрямую затрагивавшим образ и величие Бога, было святотатство. В 1641 году крещенный еврей по имени Матеуш ( до крещения - Рубин) обокрал костел Св. Станислава, который находился в районе современной улицы И. Тиктора. Костел содержал приют для прокаженных, поэтому горожане охотно жертвовали в его пользу деньги и различное имущество. Злодей выкрал из костела дароносицу и другие ритуальные предметы из благородных металлов. Затем Матеуш-Рубин продал эти вещи какому-то Боруху, который сразу же после сделки сбежал из города вместе с женой. Самому святотатцу же не повезло. Его задержали, отдали под суд и, в конечном итоге, сожгли на костре. Суд также решил, что еврейская община города должна выплатить городским властям Львова штраф в размере 2000 злотых в качестве компенсации за преступные действия своего соплеменника и за моральный ущерб, нанесенный кражей сакральных предметов.
Случаи посягательств на церковную собственность происходили во Львове и в более поздние времена. Особенно частыми они становились во времена политической и экономической нестабильности. Сереьезный моральный урон нанесли населению Львова наполеоновские войны начала XIX века и связанные с ними экономические неурядицы. Пытаясь спасти поврежденную в результате военных невзгод экономику, австрийское правительство начало изымать из обращения серебряные монеты, заменяя их бумажными банкнотами. В феврале 1811 года бумажные банкноты были неожиданно девальвированы, в результате чего потеряли почти 80 процентов своей прежней стоимости. Этот шаг правительства страшно разозлил простых людей, почувствовавших себя обворованными. На правительственную экспроприацию откликнулся некий циничный и остроумный львовский преступник, который также решил поживиться церковной утварью. Обворовав один из львовских храмов, он оставил на месте преступления записку "Имератор при солнце, а я при месяце", намекая на общую с монархом профессиональную деятельность, состоявшую в изъятии серебра для собственных нужд.
Тем не менее, не все случаи краж из церквей рассматривались как святотатство. В 1628 году перед зданием ратуши городские слуги подвергли наказанию постромками какого-то сапожника, который выкрал из одной из православных церквей "книги в серебряном окладе". Это преступление, судя по всему, посчитали обычной кражей благородного металла, а потому наказание было не слишком строгим.
Религиозные убеждения также могли подтолкнуть к преступлению даже в общем-то законопослушных особ. Так, в 1643 году во Львове произошел довольно интересный случай, когда в связи с прозелитизмом во время казни была совершена попытка отбить осужденного. Пикантность ситуации добавлял и тот факт, что орагнизаторами и главными действующими лицами разгоревшегося конфликта стали православные монахи и священники. В общем, так сложились обстоятельства, что в один и тот же день должны были быть казнены двое преступников - поляк-католик и украинец-православный. По давней традиции осужденных в последний путь сопровождали священники и монахи: поляка - иезуиты, а украинца - шестеро православных монахов и священников. Когда поляк был уже казнен и началась заупокойная служба над телом, иезуиты начали уговаривать украинца, чтобы он перешел в "истинную" веру. Этот настолько возмутило присутствовавших православных, что как только палач, готовясь к казни, отвязал осужденного от столба, то монахи вырвали его из рук палача. "Молодой и кудрявый" монах со словами: "Беги, Иван!" спихнул осужденного с помоста, а присутствовавший на месте казни украинец-скорняк Александр Ференцович так врезал палачу, что тот упал на землю. Монахи окружили осужденного в кольцо и попытались пробиться через толпу. Тут прозвучал чей-то крик: "Бей попов!" - и началась всеобщая свалка. В конце концов преступник все же был казнен, но монахов освободили от какого-либо наказания, так как суд признал тот факт, что
конфликт спровоцировали иезуиты своей попыткой перетащить к себе еще одну душу. Всего во время драки пострадали шесть монахов и престарелый настоятель Успенской церки отец Терлецкий.
С религиозным фанатизмом связано и появление во Львове первого серийного убийцы. В конце 60-х годов XVII века еврей из Краковского предместья, из-за своей коренастой фигуры и большой физической силы прозванный Медведем, нападал на своих жертв близ монастыря иезуитов. Тела убитых Медведь прятал в полуразрушенном доме Глоговских, располагавшемся неподалеку. Пойманный с поличным, Медведь признал, что убивал христиан из-за религиозной нетерпимости. Убийца был казнен в 1671 году.
Еще более трагическая история на религиозной почве произошла во Львове почти через полстолетия. Весной 1728 года во Львове появился крещеный еврей по имени Ян Филиппович. Как раз в это время в городе проходил съезд раввинов и старшин кагалов со всей Галиции. По словам Филпповича, однажды, как только он вышел из дома, его схватили неизвестные и силой увели в лес. Там его якобы уговаривали вернуться в иудаизм, а затем сорвали с шеи и растоптали ногами нательный крестик с распятием. Известный исследователь истории львовских евреев Маер Балабан полагал, что, согласно еврейским архивам, Филиппович все-таки действительно хотел вернуться к вере предков. Когда слухи о Филпповиче поползли по городу, власти незамедлительно отреагировали, приказав арестовать нескольких раввинов из разных мест Галиции. Кроме них, также были взяты под стражу богатые львовские евреи. Когда начались аресты, некоторые евреи сумели сбежать из Львова, что только усилило подозрения преследователей. Так что городские власти отправили специальных уполномоченных для задержания тех подозреваемых, которые успели оказаться за пределами Львова. За головой кагала Исером Мариновичем городской чиновник ездил аж в Жовкву ( то есть, примерно 30 км Львова). После того как выяснилось, что один из подозреваемых все же сумел ускользнуть от цепких рук правосудия, городские власти приказали взять под стражу вкачестве заложников мать и сына беглеца, а также конфисковать деньги, ценности и долговые расписки его семьи. В конце концов следствие остановилось на предъявлении обвинений братьям Хаиму и Йозулю Рицесам, а также раввину из местечка Щирец. Следствие велось с применением пыток, поэтому совсем неудивительно, что вскоре суд получил вполне достаточные доказательства вины этих евреев.
Состоявши главным образом из шляхтичей суд признал всех троих виновными и приговорил несчастных к необычайно жестоким наказаниям. Осужденным должны были вырвать языки, которыми они будто бы хулили христианскую веру, затем сжечь руки, которыми они, по мнению суда, якобы сорвали крестик с шеи Филипповича, после чего их должны были четвертовать, ну а затем еще живыми сжечь на костре. Каким-то чудом, очевидно сумев подкупив стражников, щирецкий раввин сумел сбежать из темницы буквально накануне казни. Затем беглец сумел добраться до Хотина, который в те годы был под властью Турции. Не желая подвергнутья страшной казни, Йозуель повесился в тюремной камере. Таким образом, в руки палача попал один лишь Хаим. Иезуитская колегия отправила в тюрьму ксендза Жолкевского, чтобы тот попоробовал склонить осужденного к переходу в христианство. В этом случае ему обещали отменить страшный приговор и даже сохранить жизнь. Однако Хаим не сломался, хотя посещения иезуита продолжались до самой расправы.
Казнь состоялась 13 мая 1728 года. Мужественный Хаим стойко перенес все нечеловеческие страдания и погиб в пламени костра. Вместе с Хаимом сожгли и тело его мертвого брата. Львовская еврейская община выкупила пепел, оставшийся после казни обоих братьев, и захоронила его в одной могиле на местном еврейском кладбище. Надпись на надгробии начиналась такими словами: "И плакал весь Израиль над пожаром, который запалил Бог...".
Надо сказать, что львовские евреи, к сожалению, достаточно часто станвились жертвами столкновений на религиозной почве. Погромы, или их называли еще тумультами, были во Львове нередким явлением. Нападения на еврейский квартал происходили в 1572, 1592, 1613, 1618, 1638, 1664, 1718, 1732, 1751 и 1762 годах. Чаще всего инициаторами таких нападений становились студенты кафедральной и иезуитской школ. В ряде случаев евреи могли откупиться от погромщиков, отдав им деньги или какие-либо товары. Начиная с 1611 года, была установлена ежегодная контрибуция в размере 20 злотых, которая передавалась ректору иезуитской коллегии. Взамен он обязывался удерживать студентов от погромов и разбоев.
Наиболее масштабный из львовских погромов произошел в 1664 году. Дело началось с того, что во Львове стало известно о кровопролитном еврейском погроме, произошедшем в Кракове. Встревоженные львовские евреи вооружились "бердышами, саблями, секирами, ружьями и прочим оружием", а также установили ночные караулы. Справедливости ради слеудет признать, что многие из этих стражников несли свои обязанности не лучшим образом, так как постоянно напивались и в пьяном виде начинали горланить песни.
В субботу, 3 мая 1664 года, верующие отмечали праздник Обретения Святого Креста, а также в этот день происходила ярмарка ниже церкви Святого Юра. Евреи, опасаясь, что именно в этот день может произойти погром, собрались в Краковском предместье. Около 400 человек, которых возглавляли "Лейзор Куска, сын Менчишина, и еврей по прозвищу "Турчин", разделились на три отряда и с оружием в руках встали под синагогой. Здесь собравшихся евреев начали дразнить и подвергать оскорблениям городские подростки. В какой-то момент один из трех еврейских отрядов не выдержал, напал на группу дразнившихся парней и погнал их, подвергая по дороге ударам, в сторону Краковских ворот. В ходе стычки получили ранения ученик цеха меховщиков, поваренок и какой-то крестьянин, приехавший в город на ярмарку. Сильнее всего пострадал подмастерье. Когда его принесли к цирюльнику для оказания помощи, распространился слух, что парень умирает.
Тем временем евреи, гордые своей победой, остановились перед Краковскими воротами. Вскоре, узнав о столкновении, на место событий прибыли студенты иезуитской коллегии, вооруженные саблями и луками. Кроме них, там оказались двое немцев, которые сначала агитировали студентов отомстить обидчикам, а потом сами возглавили "карательную экспедицию". Немцы разделили студентов на два отряда и повели их в Краковское предместье. Евреи попытались оказать сопротивление, но, увидев, что силы неравны, попытались укрыться в синагоге. Однако толпа выломала двери, и побоище продолжилось уже в самом Божьем храме. Вместе с храмом были разгромлены почти все дома и лавки еврейского квартала в этом предместье. Появились и человеческие жертвы.
Однако на этом толпа погромщиков не остановилась и направилась к еврейскому кварталу в самом городе. Ни проконсул Бартоломей Зиморович, ни посланный гетманом Станиславом Потоцким небольшой вооруженный отряд не смогли остановить жаждущих крови погромщиков. Лишь у самих ворот гетто толпу на некоторое время задержал ректор иезуитов. Евреи успели затворить и запереть ворота, но это мало помогло - студенты пробрались в еврейский квартал по крышам соседних зданий. Всего в результате погрома было убито 129 человек, сожжены три синагоги, подверглись разгрому дома и магазины. Несколько зданий были настолько разрушены, что их пришлось восстанавливать практически с самого фундамента, с нуля.
Еврейская община пожаловалась королю, и уже через 10 дней король Ян Казимир издал в Вильно специальный декрет, в котором резко осудил антиеврейские выступления и потребовал немедленного прекращения подобных нападений. Всех студентов, принявших участие в погроме, исключили из академии, а одного даже казнили. Евреи возбудили судебсный процесс против городских властей, обвинив их в потакании преступникам. Убитых во время этого погрома похоронили на отдельном участке старого еврейского кладбища.
Надо признать, что время от времени религиозная нетерпимость проявлялась и среди самой еврейской общины. Особенно натянутыми были отношения между ортодоксальными иудеями и сторонниками прогрессистов. Конфликт между ними разгорелся в первой половине XIX века. Наибольшую ненависть у львовских ортодоксов вызывал раввин-реформатор Абрагам Кон. Когда весной 1848 года противостояние достигло своего пика, приверженцы старины организовали убийство Кона. Наемный убийца по фамилии Пильпель сумел пробраться незамеченным на кухню дома раввина и, воспользовавшись невнимательностью прислуги, вспыпал в пищу яд. Отравились все члены семьи, но благодаря своевременно оказанной помощи всех удалось спасти, за исключением самого Абрагама Кона. Раввина похоронили на старом еврейском кладбище. Ирония судьбы заключалась в том, что могила прогрессиста и жертвы ультраконсерватора оказалась ... бок о бок с надгробием известного раввина-ортодокса Якуба Оренштейна.