- Цех пивоваров
- Торговля алкоголем
- Пьянство
- Пьяные бесчинства
Во Львове варили и пили мед и пиво с самых стародавних времен. Эти опьяняющие напитик мог варить для собственного потребления практически любой желающий. О продаже свежесваренного пива потенциальных покупателей уведомляла вывешенная на крыше жердь, которая должна была находиться там, пока все пиво не будет распродано. Специальное распоряжение о таком способе рекламе было выпущено властями Львова в 1412 году. Постоянным заказчиком пива был львовский магистрат, так как без пива не обходилось ни одно официальное мероприятие в ратуше. Пиво выдавали в качестве своего рода премии городской страже и другим служащим. Пиво также подносили в дар королям и другим высокопоставленным лицам, посещавшим город.
Первые львовские профессиональные пивоварни возникли еще в 70-х годах XIV века. Появление же цеха пивоваров во Львове историк Люция Харевичеа датирует 1425 годом. В этом году пивовары и медовары упоминаются среди цехов, которые присягали во Львове польскому королю Владиславу Ягайле.
В 1621 году цех принял новый статус, который затем подтверждали все последующие польские короли. В 1671 году в составе цеха числилось 3 солодовника, 8 медоваров и 15 пивоваров. Как и другие цехи, данное профобъединение имело собственную башню и цеховой арсенал. Каждый, кто получал право именоваться мастером-пивоваром, покупал для цехового арсенала саблю, а кто становился медоваром - секиру, патронташ и пороховницу, а также новый мушкет. Башня мастеров по изготовлению хмельных напитков была шестой от Краковских ворот и находилась на современной улице Леси Украинки.
Члены цеха варили пиво и мед на заказ "из сырья клиента", а также на продажу. При изготовлении пива на продажу можно было сварить лишь строго определенное количество желанного напитка. Еженедельно цех мог изготовить не больше трех варок пива и 10 полубочек меда. Лишь во время проведения ярмарок и по большим праздникам дозволялось изготовить больше - 4 варки пива и 12 полубочек меда. Защищая интересы местных производителей, городские власти бдительно следили за тем, чтобы не нарушался выданный городу привиллей, который запрещал строительство корчм и пивоварен в радиусе мили от городских стен. В 1668 и 1671 годах львовские горожане даже прибегли к вооруженным акциям, в ходе которых разрушили все нелегальные пивоварни в окрестностях Львова, которые мешали городским пивоварам зарабатывать себе на прожитье. Запрет варить пиво за пределами города в течение долгого времени распространялся и на предместья. Лишь в 1635 году король Владислав IV разрешил варить пиво в городских предместьях, но только в 6 специально утвержденных строениях. Но вскоре после этого решения по городу поползли слухи, что городские власти Львова, которые до того выступали резко против пригородных пивоварен, в этот раз согласились на открытие конкурирующих заведений в предместье только для того, чтобы выдать некондиционное пиво собственного изготовления из плохого зерна за якобы изготовленное пивоварами из предместий. В 1684 году привозное пиво разрешалось продавать лишь в четырех строго обозначенных местах посередине городских стен. Другие шинки должны были торговать только местной продукцией.
Постоянными нарушителями запрета на перепродажу в городе импортного алкоголя в XVII веке были львовские иезуиты. Завозя в город большие партии венгерских вин якобы для "собственных нужд", орден затем перепродавал это вино с большой выгодой. Городские власти неоднократно жаловались на монахов-кнтрабандистов. Целую серию таких жалоб обнаружил во львовском архиве молодой исследователь церковной истории Василь Кметь.
В свою очередь, сами иезуиты тоже постоянно жаловались на городскую корчму и пивоварню, которые находились напротив входа в Иезуитский монастырь. Шум и пение, которые доносились из корчмы, мешали монахам молиться, а дым из пивоварни вроде бы наносил вред монастырскому костелу. Так или иначе, но в 1645 году городским властям пришлось отдать монахам и корчму, и пивоварню. Однако иезуиты не прекратили, а, напротив, расширили производство пива в пивоварне, дым из которой, как можно предположить, уже не наносил вреда религиозно-архитектурным сооружениям.
Продававшееся во Львове пиво было трех основных типов: пшеничное, ячменное и овсяное. Что касается способа приготовления, то различали пиво обычное и двойное, по выдержке - цельное, выдержанное и кендибал. Кроме городского пива, во Львове продавали еще три сорта привозного продукта: Кривчицкое, Винниковское и Жовкинское. Качество львовского пива оценил даже молодой пастор львовских евангелистов Самуэль Бредецкий. В 1806 году он прибыл во Львов и быстро занял пост суперинтенданта по делам евангелистов целой провинции. Бредецкий выделял среди городских пивоварен начала XIX века заведение Максимилиана Брюннера. Именно с пивоварни Брюннера выходило высококачественное "Английское" пиво, которое затем экспортировали даже в Одессу. Кроме этого молодой суперинтендант сообщал, что ежегодно из Венгрии в Галицю ввозили вина на суму в несколько тысяч флоринов. Именно из-за этого, и несмотря на достаточно успешный экспорт в Венгрию зерна, шкур и металлов, все же дебет в торговых отношениях с венграми явно был не в пользу галичан.
Горилка во Львове поначалу была малопопулярным напитком, главным образом из-за достаточно высокой цены. В сохранившихся документах за 1570 год упоминается попытка какого-то еврея создать винокурню в Краковском предместье. Попытка закончилась неудачей, и еврей сбежал из города, так и не уплатив долгов. Перед этим он нагнал около 10 котлов горилки, но и такого количества не сумел продать. Позже, когда обитатели города распробывали этот продукт, то горилку стали гнать... в городских аптеках, так как в XVII векеь ее считали нелохим лекарством от болезней сердца. Наилучшими сортами горилки в то время считались цитварная (полынная) и анисовая. Дороже всего продавали сахарную и адамашковую. Кварта последней стоила в 1689 году 2 злотых.
Водочные заводы появились во Львове в конце XVIII века. Путешестввуя по Галиции в 1810 году, Йосиф Рорер отметил два лвовских водочных завода - Бачелеса и Моргулиса. Начиная с 1810 года конкуренцию им составила новая фабрика в городе Ярославе. Однако не дремал и Леопольд Максимилиан Бачелес (Бачевский). В свое время он начал производство горилки в Выбранивце в 44 км от Львова. Перебравшись затем в столицу Галиции, он вначале основал винокурню у современной улицы Гнатюка, а затем перебрался в район Жовквовской заставы. В 1810 году Бачевский получил почетный титул "императорско-королевского придворного поставщика" и право украшать бутылки со своей продукцией имперским орлом.
В 1639 году в городе насчитывалось 20 винных лавок. Торговали в них в основном винами из-за границы. После получения очередной партии товара его владелец был обязан вызвать магистратского чиновника, который ставил печати на всех бочках и давал разрешение отнести емкости с вином в подвал. И все-таки, даже при таких строгих мерах владельцы лавок ухитрялись разбавлять вино, смешивая дорогие сорта с дешевыми. В 1700 году городские власти Львова даже ввели специальную присягу для шинкарей, которые должны были поклясться, что не станут разбавлять вино. Тем не менее, соблазн быстрых зароботков был слишком велик, так что махинации продолжались. Например, в венгерские вина доливали дешевые молдавские или молдавское вино "перерабатывали" в токай, подмешивая различные сиропы и настойки.
Городские власти обладали монополией на перевозку партий алкогольных напитков в границах городских стен. Когда в город прибывал очередной транспорт с вином или пивом, то на городской заставе его содержимое перегружали на магистратские возы и уже на них отвозили к заказчикам. Для этих целей городские власти содержали специальные возы и коней. Городская служба по перевозке алкоголя называлась шротовней. В начале XVII века появились жалобы на то, что некоторые чиновники используют возы и коней шротовни не по назначению, а для перевозки собственных грузов. По иронии судьбы, в XVIII веке некие предприимчивые люди (национальность их не станем называть по соображениям политкорректности ) в арендованном помещении шротовни открыли винокурню, причем там же на месте горилку и продавали. Неудивительно, что здание очень быстро превратилось в место сборищ для асоциальных элементов.
Наиболее древними видами злоупотреблений, связанных с торговлей алкоголем, были разбавление "чистого продукта" и недолив. Однако случались во Львове и случаи, когда шинкари умышленно добавляли в пиво горилку. Подобные "коктейли" пользовались большой популярностью и способствовали тому, что клиентура этих шинкарей быстро росла. Обманывать людей, не доливая им пива или вина, было сложнее, поэтому недобросовестные шикари иногда использовали специальную посуду, в которую вмещалось меньшее количество напитка, чем казалось на вид. Учитывая это, надзор за точностью мер объема во Львове был очень строгим. Использование несоответствующей эталоном посуды каралось штрафом в размере 14 гривен. Гродские власти Львова даже создали должность контролера, который должен был следить за соблюдением мер и эталонов. Чтобы избежать какого-либо мошенничества, все городские бондари должны были помечать свои изделия личным клеймом. Контролер также проверял и питейные заведения, где осматривал бутылки, там находящиеся. Выявленную фальшивую посуду уничтожали на месте. Пивовары при преме в цех давали присягу использовать в процессе варки пива только высококачественные компоненты и не применять горилочный солод.
Как утверждал один из лучших знатоков средневековых обычаев Восточной Европы польский историк культуры Ян Станислав Бистронь, в XVI-XVII веках пьянство было очень распространенным явлением среди горожан. Ну а как следует выпив, люди часто начинали буйствовать. Пьяные драки случались даже на обедах шляхты. В 1632 году такая драка произошла на торжественном обеде, который львовский староста Мнишек организовал для шляхтичей, ехавших на какой-то съезд. Хорошо выпив за обедом, шляхтичи Петр Ожга и Ян Выжга сцепились друг с другом. В схватке приняли посильное участие и другие участники застолья, причем некоторые из них даже получили ранения. Кстати, чтобы предметы мебели нельзя было использовать в качестве дополнительных аргументов во время горячих застольных дискуссий, столы и скамьи для шинков специально делали очень массивными. Кабацкую скамью поднять одному человеку было не под силу, так что лавками никто и не дрался.
Особая питейная атмосфера царила и на традиционных святоюрских ярмарках, которые ежегодно проводились ниже палат митрополита, в районе здания современного цирка. По воспоминаниям одного приезжего немца, на ярмарке на один торговый ларек с промышленными товарами приходилось до 40 продуктовых, в каждом из которых можно было приобрести какой-нибудь алкогольный напиток. Львовяне и гости нашего города обычно не пропускали торговых точек, где можно было попробовать предлагаемую продукцию, а потому на каждые сотни-две покупателей можно было встретить едва ли двух-трех полностью трезвых. Продавали алкоголь в основном евреи. Без каких бы то ни было конфессиональных различий злоупотребляли алкоголем представители всех конфессий и церквей, действовавших во Львове. Среди львовских монастырей особенно славился монастырь бернардинов, насельники которого своим пьяным пением пугали по ночам соседей.
Особенно буйную пьянку, даже по меркам того, не слишком сдержанного времени, организовал на свадьбе своей дочери Софии коронный кастелян и великий коронный гетман, а затем и львовский городской староста Адам Сенявский. Во время свадебного банкета, который проходил 3 августа 1724 года во дворце архиепископов на площади Рынок (дом №9), поначалу выкатили две бочки вина для солдат местного гарнизона, а затем началсь подлинная вакханалия. К зданию, где веселились молодые и их гости, приделали четыре новые водосточные трубы и по сигналу распорядителя через эти трубы начали лить вино. Собравшиеся внизу люди начали подставлять под трубы разнообразные емкости, а когда они закончились - начали набирать вино в шапки, а то и просто в пригоршню. Один любитель выпивки даже лег под трубой и, раскрыв рот, едва не захлебнулся благородным напитком. Каскады вина лились через трубы в течение целого часа. Такого Львов еще не видывал, да и вряд ли увидит когда-нибудь в будущем.
История Львова пестрит случаями, когда алкоголь приводил к серьезным конфликтам, не раз - с фатальными последствиями. В 1508 году некий пьяный шляхтич зарубил школяра, сделавшего ему замечание по поводу слишком громкого пения. Возмущенные жители Львова погнались за убийцей, но он сумел добежать до Доминиканского костела и там спрятаться, отдав себя на милость Бога. Разъяренным львовянам все же удалось вытянуть убийцу на улицу и отвести его в ратушу.
Ссора между пьяными солдатами львовского гарнизона и школярами в 1596 году едва не закончилась крупным столкновением между Львовом и его гарнизоном. В начале школяры поймали нескольких пьяных оруженосцев, дебоширивших на кладбище рядом с кафедральным собором. Пойманных отвели в школу, в которой учились бдительные школяры, и как следует отлупили палками. Комендант города, узнав об инциденте, прибыл в шкулоу с группой своих людей и потребовал отпустить "пленных", а также выдать их обидчиков. Руководитель школы Ян Барановский отказался сделать это, и тогда войска начали готовиться к штурму. В этот момент неожиданно зазвонили часы на ратуше, и часть населения Львова восприняла это как набат. Через несколько минут друг против друга стояли две большие группы вооруженных людей, ожидавших лишь команды броситься в бой. К счастью, неожиданно началась сильная гроза и разогнала противников под крыши домов.
В 1673 году львовский суд рассматривал дело о смерти познаньского мясника Адама Купинского, мертвое тело которого, с разбитой городой и перерезанным горлом, выловили 11 ноября 1673 года из наполненного водой рва у Иезуитского монастыря. Из показаний знакомых мясника вытекало, что он приехал во Львов взимать долги с городских мясников. Улаживая какие-то дела в ратуше, познанец познакомился там с коллегой по профессии из Краковского предместья Лаврентием Колаником. Выйдя из здания ратуши почти что закадычными друзьями, иясники тут же на рынке выпили 4 кварты меду, затем зашли к какой-то пани Квасневской и осушили еще 7 кварт меду. Потом подвыпившие друзья бродили по городу пока не разошлись у Иезуитского монастыря. Коланик утерждал, что там Купинский встретил какого-то знакомого немца, а что было дальше он не знает. На Коланика пало подозрение, но он сумел обеспечить себе алиби. Преступление так и осталось нераскрытым. Можно лишь предположить, что смерть наступила в результате драки, в которой именно хмель сыграл роковую роль. Было непохоже, что это убийство с целью ограбления, так как при убитом остались дорогая одежда, сабля и даже мешочек с монетами.