- Уличные забияки
- Воинственный мясник
- Балы у братьев Сигнио
- Неистовый Гоздзкий
- Лычаковское предместье
- Юристы-хулиганы
Осуждая современный упадок морали и деградацию общественных нравов, многие обыватели не упускают возможности тоскливо поразглагольствовать про старые добрые времена, когда все было совсем по-другому. В сознании таких людей прочно закрепился миф о каком-то "золотом веке", когда
правители были наиболее разумными, законы являлись чуть ли не идеалом гуманизма, а люди были чуть ли не эталоном благородства. Но на самом деле, если повнимательнее углубиться в историю, то вскоре станет понятно, что и 100, и 200 лет назад все было, как и сейчас. Не был исключением и Львов, где всегда хватало носителей самых разнообразных человеческих слабостей.
Уличное хулиганство и даже убийства во время драк были довольно распространеннным явлением в средневековом Львове. Как правила, такие злодейства совершались в состоянии алкогольного опьянения. Иногда поводом для буйства становились чьи-то необдуманные речи или действия. Известный знаток средневековых нравов Ян Кшижановский приводит одну комичную историю, которая произошла во Львове в конце XVI века. В то время шляхта носила сапоги с голенищами, изготовленными из специальных дорогих сортов кожи - кордибана или сафьяна. Простые мещане довольствовались обувью из обычной черной или серой кожи. Как-то раз во Львове приближенные какого-то шляхтича избили нескольких ремесленников, которые были обуты в дорогие цветные сапоги. Через несколько дней эти же ремесленники поколотили шляхтича, который почему-то был обут в сапоги с черными голенищами, мотивируя расправу тем, что "рожденному благородным" нужно носить более красивую обувь. Кстати, именно благодаря подобным речам и появилась поговорка "Видно пана по голенищам".
В 1578 году на площади Рынок подрались польный писарь Вацлав Вонсович и ротмистр Темрюк. Причиной конфликта стало то, что во время выплаты жалованья за службу пан Вонсович удержал с ротмистра какую-то сумму, по мнению ротмистра, явно несправедливо. Встретив писаря через некоторое время, ротмистр начал с ним ссориться и даже обозвал Вонсовича "тем словом, на которое гневаются даже холопы в корчме". Не долго думая, писарь ударил ротмистра по лицу, а тот, в свою очередь, схватился за саблю. Когда забияк растащили, то выяснилось, что кто-то, но не Вонсович, ранил Темрюка в руку.
Забияки все никак не хотели помириться, а Темрюк даже соглашался, чтобы ему отрезали руку, но при условии, что Вонсовичу отрубят голову. Затем ротмистр уже стал соглашаться и на "паритет", чтобы казнили их обоих, но мириться все равно отказался, ибо иначе "его сердце успокоиться не может". Стефан Баторий, который оказался очевидцем самой драки, приказал засадить драчунов в башню Верхнего замка, чтобы немного охладить страсти. Забияк выпустили лишь через две недели.
Вообще драка двух шляхтичей в самом центре города не была в те времена необычным явлением. На улицах Львова дрались не только пьяницы и бродяги. В 1580 году на свадьбе Анны Лонцкой подрались представители двух известных и знатных семей - Урбан Убальдини и Павел Еленек. Просто под костелом в 1687 году вступили в схватку пан Студницкий и ксендз Маяшевич. Стычка началась с того, что ксендз по какой-то причине решил выгнать шляхтича из прикостельной часовни. Студницкий же заявил, что никому не позволит измываться над собой, но Маяшевич продолжал наседать и в конечном итоге погнал шляхтича по направлению Галицких ворот, при этом обзывая его бранными словами и размахивая палкой. Свидетелями конфликта стали многочисленные горожане, которые потом дали в суде показания в пользу Студницкого. Поскольку инициатором конфликта было духовное лицо, то городские власти сделали все, чтобы погасить непряитную историю и, в кнце концов, материалы дела положили под сукно. В 1765 году три шляхтича, находясь в состоянии алкогольного опьянения, совершили нападение на президента малопольского трибунала Игнатия Красицкого.
Если же говорить об общих тенденциях, то криминогенная ситуация во Львове заметно ухудшилась на рубеже XVI и XVII веков. Способствовали этому ватаги головорезов и солдат удачи, которые во Львове объединялись в полки для военных походов в Московию, Молдавию илм даже в турецкие земли. Город наполнила масса профессиональных вояк, привыкших к ежедневной резне, а также к бездумному и буйному проведению свободного времени. Понятное дело, эти вояки часто досаждали обитателям Львова. Сеймовая конституция 1601 года упоминает про самые распространенные злодейства бродячих кондотьеров в тогдашнем Львове: "убийства, грабежи, разорение лавок и домов, выбивание закрытых на ночь окон и ворот".
В 60-х годах XVIII века грозой Краковского предместья стал мясник женского монастыря бенедиктинок Гаспар Лучков. Задиристый мясник любил, что называется, принять на грудь, а после выпивки отправлялся на поиски приключений. Бродя по улицам, он нападад на прохожих, ругал грязными словами и бил тех, кто ему чем-то не понравился. В апреле 1769 года Лучков жестоко избил жителя Замарстинова Адальберта Лозинского. "Напав на неповинного человека, посмел и отважился подвергнуть его глумлению и позору самыми непристойными словами, а затем схватил за волосы и бросил его на землю, вырвал часть волос и сильно бил до крови то коленями, то ногами, то палкой по разным частям тела, что подтверждают официальные документы", - написал потерпевший в своем заявлении в суд. Невзирая на постоянные жалобы от замарстинцев, которые уже не знали куда деваться от бесчинств буйного мясника, ни эконом монастыря Анджей Кулаковский, ни его аббатиса Анна Гертруда Курдвановская так и не призвали хулигана к порядку. Как-то Лучкова, "когда он пьяный бродил по улицам", поймала городская стража, "однако он вырвался из рук стражников, спрятался на территории монастыря, а затем продолжал свои бесчинства и далее".
Во второй половине 70-х годов XVIII века традиционным местом выяснения отношений на кулаках стал дом братьев Сигнио (площадь Рынок, дом 13), где начиная с 1775 года устраивали городские балы. Знаток галицийской старины Антоний Шнайдер писал, что в конце XVIII века во Львове даже появились забавные присказки, связанные с танцевально-хулиганскими вечерами на площади Рынок. В конце концов городская полиция запретила проведение балов, но братья Сигнио послали челобитную в Вену, и разрешение было возобновлено, хотя и с условием, что организаторы должны предупреждать полицию обо всех зпланированных развлечениях и принимать все необходимые меры для поддержания порядка.
Наиболее частой причиной драк и конфликтов на балах были споры о порядке танцев. Кто-то требовал английскую кадриль, а кто-то жаждал полонеза. И начиналось веселье... Чтобы застраховаться от подобных недоразумений, 29 декабря 1775 года львовские власти огласили специально разработанные правила проведения балов. В этих правилах были расписаны порядок танцев, время перерывов и так далее. Строго запрещалось заходить в танцевальный зал с саблей или шпагой, или со шпорами на сапогах. Последний запрет должен был уберечь дам от опасности быть "раздетыми" случайно зацепившейся за платье шпорой. Впрочем, такие случаи случались и в дальнейшем, о чем свидетельствуют фривольные карикатуры, распространявшиеся по городу по следам танцевальных "конфузов".
На балах должен был присутствовать офицер полиции, а в 1840 году в структуре местной полиции даже создали специальную должность чиновника, который должен был следить за проведением во Львове танцевальных вечеров и балов. Постепенно драки в высшем обществе города стали отходить в прошлое, но наиболее криминогенным местом стало питейное заведение Тира "Пещера ветеранов" на улице Курковой (современная улица Лысенко), где собирались главным образом нижние чины австрийского гарнизона. Неподалеку располагалось известное своими хулиганами Лычаковское предместье, так что в различных эксцессах недостатка не было.
Наиболее ярким представителем плеяды хулиганов-шляхтичей, появившейся на улицах Львова в 70-80 годах XVIII века, был Юзеф Габриель Гоздзкий, последний представитель знатного и богатого магнатского рода, в жилах которого текло немало и украинской крови. Жизнь его была очень бурной: граф Гоздзкий более 30 раз дрался на дуэлях, служил в войске Фридриха II, неоднократно вступал в связь с замужними женщинами. Поссорившись с комендантом Каменца-Подольского Гоздзкий объявил ему личную войну и, собрав отряд из 80 головорезов, захватил одну из лучших крепостей Речи Посполитой. С 1768 года Гоздзкий осел во Львове.
Человек веселый и остроумный, Гоздзкий часто докучал львовским купцам, которые славились своей скупостью и потому часто отказывали ему в кредите. Однажды во время ночной попойки Гоздзкий отправил нескольких своих слуг к богатому торговцу вином армянину Вартановичу с просьбой прислать ему бочку вина. Купец отказал, и уже на следующий день к нему явился сам разгневанный шляхтич. Заплатив армянину полную цену бочки вина, Гоздзкий затем приказал перелить вино в посудину меньшей вместимости, а купцу вручил ковш и заставил стоять рядом с посудиной, наливать вина всем прохожим и при этом приговаривать: "Пейте, люди добрые. Дурачок Вартанович пожалел вина для Гоздзкого." А чтобы купец не удрал раньше времени, рядом с ним поставили стражу. В общем, в течение нескольких часов бедный армянин был вынужден, кланяясь, разливать всем желающим свое вино, демонстрируя тем самым, как опасно перечить воле щедрого и грозного Гоздзкого.
Гоздзкий был единственным, кто мог без всякого ущерба для себя перечить австрийскому крайгсгауптману Львова Гуччиарди. Просто дело было в том, что в свое время граф познакомился с будущим губернатором Галиции Бригидо, и это знакомство позволило ему безнаказанно насмехаться даже над высокопоставленными чиновниками. Как-то раз Гоздзкий даже подрался с Гуччиарди прямо в кабинете губернатора. В ходе стычки Гуччиарди получил от Гоздзкого такой тумак, что буквально вылетел из кабинета, открыв входную дверь своей спиной.
Итальянец хорошо запомнил это унижение и через некоторое время решил отомстить Гоздзкому. Во время представления в городском театре группа австрийцев вознамерилась проучить самоуверенного шляхтича. Для проведения "экзекуции" был избран физически сильный австрийский офицер по фамилии Тестмайер. Во время спектакля он зашел в ложу, где сидел Гоздзкий, и начал громким голосом сравнивать шляхтича с комедийным персонажем на сцене. В ответ оскорбленный поляк объвил, что вызывает офицера на дуэль. Усмехнувшись, Тестмайер напомнил, что поединки заперещены законом. Тогда Гоздзкий сорвался с места и скриком "Но таких шутов, как ты, бить палкой закон не запрещает" вытолкал офицера за дверь. В корридоре поляк начал избивать офицера цепом. Вскоре на место драки прибежали другие приспешники Гуччиарди и началось всеобщее побоище. Поляк мужественно отмахивался от превосходящих сил противника своей палицей, пока она не разлетелась на куски. Клубок тел покатился к лестнице, где поляк смог сбросить вниз одного за другим аж четырех противников. Вскоре в театр прибежали солдаты с городской гауптвахты, однако начавшие выходить из театра зрители создали такую давку, что солдаты были просто не в состоянии пробиться к буйному шляхтичу. Тем временем шляхтич, схватив под локти самого щуплого немца, стал размахивать им как молотом, прокладывая себе путь к выходу. Выскочив из театра на улицу, Гоздзкий отпустил уже практически полумертвого от страха немца и вскочил в какую-то карету, которая как раз в тот момент проезжала по улице. Стражники гнались за каретой до самых Галицких ворот, но все-таки Гоздзкому удалось сбежать. В ту же самую ночь граф покинул город.
Известными далеко за пределами Львова забияками и хулиганами были многие жители Лычаковского предместья. Именно благодаря им появилась поговорка "Львов не к каждому приветлив". Особенно буйным нравом славились лычаковские каменщики и мясники. Первым из целой галереи лычаковских хулиганов, прославившимся еще в 40-е годы XIX века благодаря своим мощным кулакам, был каменщик Куба Пельц. Говорили, что во время каждой попойки с его участием он обязательно должен кого-нибудь побить. Как-то во время пьянки в шинке с экзотическим названием "Бабский корень" Пельц избил и одного за другим выбросил на улицу девятерых здоровенных австрийских гренадеров. Интересно, но в обычной жизни этот буян был на вид совсем не страшным коренастым человечком среднего роста. На трезвую голову Рельц никого не трогал, но зато выпив он сразу же превращался в подлинного зверя. Как следует выпив в день очередной получки, каменщик брел домой по Лычаковской улице, избивая всех, кто попадался ему на пути. Дойдя до церкви Святых Петра и Павла, Пельц начинал реветь свой боевой клич, который в то же самое время служил сигналом предостережения для всех тех, кто не желал познакомиться поближе с кулаками костолома. И горе было тому, кто, услышав страшный рев Пельца, не спешил убраться с его дороги.
Но все рано или поздно проходит, и почетное звание "Короля Лычакова" у Кубы Пельца отобрал некто Каспар Смоленский, сильно избивший каменщика во время одной из попоек. Ну а самого Смоленского потом поколотил мясник Антоний Плецон. Надо сказать, что Плецон вечно имел проблемы с законом, так как, помимо своей профессии, баловался контрабандой, да к тому же еще и уклонлся от службы в армии. Время от времени преследуемый полицией мясник удирал в Россию, где пережидал тяжелое для себя время. Как-то, настигнутый городской стражей во время попытки перегнать из Кривчиц во Львов стадо телят, Плецон не только избил стражников, но и поломал их ружья. В этой стычке один из стражников сумел ранить Плецона штыком в бедро. Подлечившись, Плецон сбежал в Бессарабию. Одним из последних подвигов Плецона стало избиение двух полицейских агентов, после которого забияке в очередной раз пришлось бежать за кордон.
Но затем настал момент, когда пальму первенства среди лычаковских хулиганов у Плецона перенял другой мясник, по фамилиии Грюнер, который мог головой выбить дверь и не раз побеждал атлетов, выступавших в бродячих цирках.
Еще одной парой лычаковских сорвиголов, удостоившихся даже чести стать персонажами популярной уличной песенки, были мясник Теофил Берлинский и каменщик Томаш Иванковский. Любимая забава крминального дуэта состояла в провоцировании массвых побоищ во время каких-нибудь массовых мероприятий. Смешавшись с толпой, провокаторы старались погасить свет и, если им это удавалось, начинали заводить толпу, нанося удары направо и налево. Когда драка бушевала уже на всю катушку, инициаторы побоища тихо уходили прочь, довольные своей "пакостью".
И, наконец, в исторических документах сохранились сведения даже о таких уличных хулиганах, которых вполне можно назвать интеллигентами. Например, о главе львовского клуба студентов-правоведов Кельхамере, которого также называли бароном Келькипом. На протяжении 30-40-х годов XIX века будущие прокуроры и адвокаты постоянно терроризировали жителей центральной части города, неоднократно устраивая драки даже на Рыночной площади, под стенами ратуши. Копроративным признаком, благодаря которому студентов-правоведов можно было узнать издалека, был широкий, небрежно повязанный черный галстук. Современники говорили, что девизом воинственного клуба, изрядно докучавшего добропорядочным обывателям, были три слова: бесстыдство, пьянство и шутовство. Возглавлявшаяся Леопольдом Захер-Мазохом львовская полиция не часто обращала внимание на своих потенциальных коллег и смотрела сквозь пальцы на их выходки.