3). Львовские кофейни в начале ХХ века. Часть 2

24.08.2016 15:44
Публикация кофейных воспоминаний Карманского вызвала ряд откликов и от других участников "Молодой Музы".
 
"Украинские литераторы предшествующих поколений даже не представляли себе, что можно думать и писать сидя в кафе, хотя первую кофейню в Европе открыл таки их земляк Кульчицкий, - писал в газете "Навстречу" Михаил Рудницкий. - Для эпохи модернизма большое количество времени, проведенного вне дома, имело силу заманчивой и притягательной экзотики. 
 
Михаил Яцкив был натуральным магом "Молодой Музы" и учил молодых пить "Черную Индию", которая имела вкус и аромат полыни, смолы и... черного кофе. Черный кофе был неотделим от "современной поэзии", ибо мог порадовать только тех, кто приходил в кофейню уже вечером, а не тех молодых да начинающих, которые заказывали белый кофе с одной-единственной булкой и просиживали над ними часов так по пять-шесть... Он доказывал нам буквально, что нет более божественного напитка, чем обычная горилка  "Каменярка" за три крейцера, которую лучше всего закусывать огурцом или свеклой с хреном...
 
Известно, что С. Людкевич полжизни провел в кофейнях, где и находил свои наилучшие мелодии. Хотя он не раз грыз пальцы от злости, слушая кофейные оркестры, но если уж он убегал из кофейни, то путь его как правило лежал... в другую кофейную. Не все члены "Молодой Музы" входили в состав богемы, некоторые вели упорядочено-бюрократический, домашний образ жизни. Олеся очень привлекали кафе, или даже рестораны, но не из-за литературных побуждений. Зато Осип Турянский действительно принадлежал к числу тех богемных личностей, которые целыми годами разбрасывают в кафе цветки своей эрудиции и угрозы того, какими сверхшедеврами искусства они порадуют мир в самом ближайшем будущем.
 
Ну а если речь идет об отношении деятелей искусства-нельвовян к кофейням, то к такому литературному слою могли принадлежать в первую очередь Стефаник и Мартович, если бы они жили во Львове. Гнат Хоткевич во время своего недолгого пребывания во Львове больше стремился поиграть на струнах кофейни, чем на своей бандуре". 
 
В 1934 году в той же самой газете Рудницкий попытался объяснить, почему именно кофейня стала таким привлекательным местом для богемы: "Мы, грешные, ходили и хотим в кофейню, ибо именно там мы можем обменяться мыслями, как равные с равными, с теми людьми, которые облысели от штудирования всяческой мудреной литературы, так и с молокососами, которые по поводу и без, называют нас ретроградами. Кофейня стала вполне демократичным учреждением, чем-то вроде читальни "Просвиты", где все равны, с той разницей, что голос тут имеют не те, которых были вынуждены слушать, а те, которых можно было  слушать... Принимаем кофейню как необходимое зло, потому что не можем принять всех и вся у себя дома. И просто даже удивительно, что никто из наших патриотов во время 250-летней годовщины обороны Вены не объявил кофейню нашим национальным изобретением. 
 
Кто-то сказал в свое время, что раньше проповедовали на горах и в храмах, а теперь проповедуют в кофейнях. Все великие литературные направления ХIX века, теории и манифесты звродились именно в кафе. 
 
Наши современные идеологи стерилизованной Европы тоже живут кофейней... Считают себя за стопроцентных патриотов, ибо ходят в "Европейку", а нас за безмозглых пацифистов, ибо мы ходим в "Cafe de la Paix". Это облегчает им ориентацию в мировоззрении".
 
Количество кофеен росло, и каждая из них пропитывалась своей собственной аурой и приобретала своих собственных оригиналов. Преобладали, по словам Юзефа Виттлина, кофейни венского типа, где вместе с маленькой чашечкой кофе подавали три стакана очень холодной, почти ледяной воды, или заведения с более или менее привлекательными кассиршами за стойкой, которые выдавали кельнерам контрамарки, ложечки и сахар. Кельнеров нанимали чаще всего из немецких колонистов, и практически каждый из них именовался если не Бетлеф, то Бизанц. Практически в любую пору дня можно было забрести в какую-нибудь из крупных кофеен и крикнуть: "Пан Бизанц", и почти в ту же секунду откуда-нибудь из-за портьеры появлялась фигура в смокинге с неизменным вопросом: "Что угодно, пан советник (граф, профессор, доктор... - ненужное зачернуть)? 
 
Также во Львове существовали кофейни, которые посещали только мужчины. Появление женщины в кофейне "Европейская", на углу улиц Ягеллонской и Третьего мая, было тревожным сигналом, так как там собирались мужчины с чисто мужскими интересами и, естественно, женщин при обычных условиях туда не брали. Зато в других, более изысканых кофейнях, а особенно в кондитерских, было полно женщин разного возраст и в самых разных одеяниях. Аромат женщины придавал этим заведениям великосветский лоск и стимулировал появление амурных фантазий.  
 
 
Автор - Юрий Винничук.
 
Источник: Винничук Ю. Кнайпы Львова. - Львов: ЛА "Пирамида", 2005. 
 
Перевод с украинского - наш собственный!!!
Публикация кофейных воспоминаний Карманского вызвала ряд откликов и от других участников "Молодой Музы".
 
"Украинские литераторы предшествующих поколений даже не представляли себе, что можно думать и писать сидя в кафе, хотя первую кофейню в Европе открыл таки их земляк Кульчицкий, - писал в газете "Навстречу" Михаил Рудницкий. - Для эпохи модернизма большое количество времени, проведенного вне дома, имело силу заманчивой и притягательной экзотики. 
 
Михаил Яцкив был натуральным магом "Молодой Музы" и учил молодых пить "Черную Индию", которая имела вкус и аромат полыни, смолы и... черного кофе. Черный кофе был неотделим от "современной поэзии", ибо мог порадовать только тех, кто приходил в кофейню уже вечером, а не тех молодых да начинающих, которые заказывали белый кофе с одной-единственной булкой и просиживали над ними часов так по пять-шесть... Он доказывал нам буквально, что нет более божественного напитка, чем обычная горилка  "Каменярка" за три крейцера, которую лучше всего закусывать огурцом или свеклой с хреном...
 
Известно, что С. Людкевич полжизни провел в кофейнях, где и находил свои наилучшие мелодии. Хотя он не раз грыз пальцы от злости, слушая кофейные оркестры, но если уж он убегал из кофейни, то путь его как правило лежал... в другую кофейную. Не все члены "Молодой Музы" входили в состав богемы, некоторые вели упорядочено-бюрократический, домашний образ жизни. Олеся очень привлекали кафе, или даже рестораны, но не из-за литературных побуждений. Зато Осип Турянский действительно принадлежал к числу тех богемных личностей, которые целыми годами разбрасывают в кафе цветки своей эрудиции и угрозы того, какими сверхшедеврами искусства они порадуют мир в самом ближайшем будущем.
 
Ну а если речь идет об отношении деятелей искусства-нельвовян к кофейням, то к такому литературному слою могли принадлежать в первую очередь Стефаник и Мартович, если бы они жили во Львове. Гнат Хоткевич во время своего недолгого пребывания во Львове больше стремился поиграть на струнах кофейни, чем на своей бандуре". 
 
В 1934 году в той же самой газете Рудницкий попытался объяснить, почему именно кофейня стала таким привлекательным местом для богемы: "Мы, грешные, ходили и хотим в кофейню, ибо именно там мы можем обменяться мыслями, как равные с равными, с теми людьми, которые облысели от штудирования всяческой мудреной литературы, так и с молокососами, которые по поводу и без, называют нас ретроградами. Кофейня стала вполне демократичным учреждением, чем-то вроде читальни "Просвиты", где все равны, с той разницей, что голос тут имеют не те, которых были вынуждены слушать, а те, которых можно было  слушать... Принимаем кофейню как необходимое зло, потому что не можем принять всех и вся у себя дома. И просто даже удивительно, что никто из наших патриотов во время 250-летней годовщины обороны Вены не объявил кофейню нашим национальным изобретением. 
 
Кто-то сказал в свое время, что раньше проповедовали на горах и в храмах, а теперь проповедуют в кофейнях. Все великие литературные направления ХIX века, теории и манифесты звродились именно в кафе. 
 
Наши современные идеологи стерилизованной Европы тоже живут кофейней... Считают себя за стопроцентных патриотов, ибо ходят в "Европейку", а нас за безмозглых пацифистов, ибо мы ходим в "Cafe de la Paix". Это облегчает им ориентацию в мировоззрении".
 
Количество кофеен росло, и каждая из них пропитывалась своей собственной аурой и приобретала своих собственных оригиналов. Преобладали, по словам Юзефа Виттлина, кофейни венского типа, где вместе с маленькой чашечкой кофе подавали три стакана очень холодной, почти ледяной воды, или заведения с более или менее привлекательными кассиршами за стойкой, которые выдавали кельнерам контрамарки, ложечки и сахар. Кельнеров нанимали чаще всего из немецких колонистов, и практически каждый из них именовался если не Бетлеф, то Бизанц. Практически в любую пору дня можно было забрести в какую-нибудь из крупных кофеен и крикнуть: "Пан Бизанц", и почти в ту же секунду откуда-нибудь из-за портьеры появлялась фигура в смокинге с неизменным вопросом: "Что угодно, пан советник (граф, профессор, доктор... - ненужное зачернуть)? 
 
Также во Львове существовали кофейни, которые посещали только мужчины. Появление женщины в кофейне "Европейская", на углу улиц Ягеллонской и Третьего мая, было тревожным сигналом, так как там собирались мужчины с чисто мужскими интересами и, естественно, женщин при обычных условиях туда не брали. Зато в других, более изысканых кофейнях, а особенно в кондитерских, было полно женщин разного возраст и в самых разных одеяниях. Аромат женщины придавал этим заведениям великосветский лоск и стимулировал появление амурных фантазий.  
 
 
Автор - Юрий Винничук.
 
Источник: Винничук Ю. Кнайпы Львова. - Львов: ЛА "Пирамида", 2005. 
 
Перевод с украинского - наш собственный!!!